Барон надолго задумался. Все это время Лешка сидел тихо – «как мышка», не желая мешать глубокому мыслительному процессу своего начальника. Наконец полковник, как видно, принял решение.

– Нет, на поимку Емельки вас отсылать тоже никак нельзя. Пусть без вас там кому положено с ним справляются, у тебя и так сейчас одно лишь название от роты осталось. Какие у тебя потери? Наверное, совсем обескровленная после последнего боя? Сам своими глазами видел, как ты едва ли семь или восемь десятков из той Ришской крепости выводил. Да и то они все поранены там были. Эко ведь потрепало вас? – и он сочувственно вздохнул.

– Из ста пятидесяти пяти человек полного состава сейчас в строю восемьдесят, – четко, на память доложился капитан. – Из безвозвратных потерь у меня пятьдесят шесть погибших и еще три инвалида. Итого пятьдесят девять. Несколько человек за эту неделю из полевого лазарета перешли на долечивание в роту, и теперь там, а также в гарнизонном госпитале Бухареста осталось шестнадцать егерей. Сколько времени им нужно на выздоровление и все ли они смогут это сделать – большой вопрос. В любом случае мы своих раненых не оставим и всем чем сможем им поможем. Чуть более половины роты готовы к бою, да и то большая ее часть с мелкими ранениями. И нам нужно около месяца времени, чтобы восстановиться. Да и то, как восстановиться? Один обер-офицер у меня, а именно полуротный, прапорщик Хлебников, на месяца два – это уже точно выбыл из строя. Погиб командир четвертого плутонга унтер-офицер Зотов. У самого старшего нашего утер-офицера Зубова отсекло руку, интендант роты без ноги. Погибли командиры двух отделений, капралы. Теперь полгода времени нам нужно, чтобы заново собирать роту и учить егерской науке новеньких. Нужно подбирать новых младших командиров. Да много еще чего нужно.

– Ну вот и займись этим, – кивнул одобрительно Генрих Фридрихович. – Роту и тебя самого удалось отстоять, подожди меня благодарить. Это генерал-майору Денисову спасибо нужно сказать, а то, знаешь ли, были серьезные потуги и против тебя, и против твоего детища. Так вот, наша армия до весенней распутицы следующего года должна быть вся полностью выведена в пределы южных губерний Российской империи. А уже сейчас, еще до конца июля и в самом начале августа она выводится на свой, левый берег Дуная из этой османской Северной Румелии. Вот и давайте выдвигайтесь-ка вы туда самыми первыми, нечего вам, как обычно, пыль в хвосте войск глотать да прикрывать их, все равно ведь сшибок с турками теперь не будет. По прибытии на место своего основного квартирования в Бухаресте займись восстановлением своей роты, она нам еще понадобится, но об этом я тебе уже позже скажу. Вот эти полгода времени, пока наша армия будет находиться в Валахии, у тебя как раз таки и будут, для того чтобы заново сколотить роту. Больших трудностей я здесь не вижу. Желающих перейти «в волкодавы» сейчас хоть отбавляй, а опыта в подготовке людей у тебя и у твоих командиров предостаточно. Что, зря там у озер такие учебные полигоны простаивают? Жалко их, конечно, будет потом туркам оставлять. Но приказ Румянцева гласит однозначно и никакому разночтению не подлежит – в марте месяце последний русский солдат должен уйти за Буг, в пределы новых российских южных губерний к местам своей постоянной дислокации. Вот и давайте, пара дней вам еще, и начинай уже выдвигаться на Бухарест.

Лешка, посчитав разговор оконченным, вскочил со своего места и замер перед полковником по стойке смирно, готовясь уже выходить наружу.

– Подожди-ка, не спеши пока, капитан, – приостановил тот его. – Я вот что еще хотел тебе сказать. Твоя рота, Егоров, без преувеличения совершила подвиг, и для оценки, для осмысления оного потребуется какое-то время. Поверь, найдутся еще те люди, которые по достоинству смогут оценить это ваше дело. Готовь представление на всех своих офицеров, Алексей. Сейчас как раз тот случай, когда на войска прольется дождь из наград, чинов, званий и премиальных. А вот по тебе, капитан, тут, извини, тут уж пока придется слегка обождать. Но, уверяю, ничего не забыто. Просто нужно немного времени. Ты же и сам все это хорошо понимаешь? – и фон Оффенберг, как-то виновато вздохнув, отвел свой взгляд в сторону от стоявшего перед ним навытяжку офицера.

– Да я все понимаю, ваше высокоблагородие, – мягко улыбнулся Лешка. – Спасибо вам, Генрих Фридрихович. Разрешите идти? – и выскочил за полог после молчаливого кивка барона.

Глава 2

Особое задание

– Что у нас там с провиантом, Степан? – Егоров заглянул в интендантскую палатку роты, где тыловая группа под началом нового каптенармуса распределяла все полученное съестное по порционам.

Капрал Усков, вздохнув, показал на пару кадок с вымачивающейся в них солониной да на два больших куля с сухарями и мешком с дробленой пшеницей.

– Все как обычно, ваше благородие. Вот уже третий день как наш тутошний порцион не меняется. Свежей убоины до самых холодов, говорят, уже не будет. Всех покалеченных коней давно под нож уже пустили и съели, а у местных скотину и всякое съестное строго-настрого не велено отбирать. Да и за деньги даже у них покупать теперяча запрещено. Было бы чего скупать, так мы бы, конечно, и втихую сами с болгарами сторговались. В ротной, в общей кассе, серебро у нас пока что еще есть. Но здесь, в округе и так все уже давно подметено. Османы, вашбродь, хорошо постарались. А с сегодняшнего дня сухарную выдачу за счет снижения всего прочего увеличили. Вот, по два фунта сухарей каждому выдаем, – кивнул он на огромные рогожные кули. – Из армейского интендантства для господ офицеров сегодня опять по караваю хлеба и по полфунта доброй крупы выделили. Как прикажете, господин капитан, с энтим офицерским провиантом поступать?

– Так же как и в прошлый раз, капрал, – нахмурился Егоров. – Я ведь тебе уже отдал распоряжение – весь офицерский порцион для раненых. И на тех, что у нас тут в роте долечиваются, и в полевой лазарет тоже ребятам снесите. С врачами у меня уговор был, и они вам препятствовать не будут. Да, Степан, сегодня возьми туда с собой Мазурина, пусть Акакий Спиридонович тоже наших ребят поглядит. Там и так завал у армейских медиков, им уж точно не до особого отношения к егерям. А мы, как обычно, в солдатских артелях будем столоваться.

– Что, тяжело, Усков? – посмотрел он с сочувствием на только недавно назначенного на ротное интендантство капрала.

– Тяжело, вашбродь, – вздохнул тот. – И как только Потап Савельевич со всем этим справлялся? Уму непостижимо! Раньше только за свой десяток думать мне надобно было, а теперь вот за всю роту. И попробуй где чего упусти! Свои же боевые товарищи да с потрохами слопают! Уже вон этой солониной какой день меня попрекают, как будто это я тот порцион распределяю!

– Ничего, Степан Матвеевич, опыт – дело наживное, – подбодрил Ускова Лешка. – Крутись. Ко мне чаще подходи советоваться. К тем же вон нашим старослужащим. С другими интендантами тоже связи налаживай, они потом непременно тебе пригодятся. И готовь все наше ротное имущество к вывозу. Через пару дней мы выходим отсюда к Дунаю. Можно, конечно, и на руках это все тащить, но ты прояви все же солдатскую смекалку. Если где потратиться надобно, то принимай решение сам или у меня спрашивай. Главное правило ты знаешь – не воровать! Сам понимать должен – в полевых условиях с этим делом разбираются быстро. Вон те три виселицы у оврага не дадут мне соврать. Да, и по поводу скорого выхода ты смотри аккуратнее, это не для всех, а чтобы тебе было удобнее подготовиться.

Черпая из общего котла походное варево из сухарей, крупы и вымоченной солонины, Алексей с усмешкой наблюдал, как шепчутся между собой солдаты и унтера:

– О, послезавтра, с утра, затемно еще трогаем, братцы. Только это секрет, чтобы, значится, никому, смотрите – ни-ни!..

Рота подшивала мундиры, чинила разбитые сапоги и ременную амуницию. Какой уже раз перекладывались походные мешки и пионерские ранцы. Егеря готовились к долгой дороге.